4 января 2013

- Григорий, где мы вас застали звонком?

- Я нахожусь с супругой в Париже. Эйфелеву башню уже осмотрели, впереди – знаменитый Лувр. Вообще, признаться, из всех городов, где я до сих пор побывал, наибольшее впечатление произвели Париж и Стамбул. Архитектура, самобытный неповторимый облик, в общем, всё то, что делает город уникальным и уютным.

В рамках нынешнего пребывания в Европе мы с супругой на один день также съездили в Голландию.

- Интересный выбор. Большинство футбольных людей зимой предпочитают классический набор «солнце, море, песок»…

- Нет, вот это как раз не совсем моё. Больше трёх дней на море – и я начинаю скучать. Мне ближе познавательный туризм, когда я открываю для себя новые города, культуры, страны… И для себя открываю, и рассказать об этом потом могу. А о чем рассказывать после многодневного купания? О цвете песка?

- А где ещё удалось побывать, кроме Франции и Амстердама?

- Во-первых, везде, где «Анжи» играл на выезде в Лиге Европы. Во-вторых, с Роберто мы были в Мадриде и Стамбуле, тогда мне и запал в душу турецкий мегаполис с его древней культурой.

Любопытно, что будучи переводчиком с португальского, я ни разу не был ни в Португалии, ни в Бразилии.

- Но наверняка хотите там побывать?

- Если честно, сильнее стремление оказаться в Чили и Мексике. Это если говорить о Южной Америке. А если о Северной – хочу съездить в Майами и сходить на настоящий матч NBA.

Правда, для этого придётся выдержать многочасовой авиаперелёт, а летать я, признаться, побаиваюсь.

- Вот так новость! А как же работа, связанная с постоянными перелётами?

- Приходится приспосабливаться. Фобия есть фобия. Её невозможно преодолеть, похлопав человека по плечу, мол, всё нормально, не бойся. Я и к психологам собирался идти. Но решил всё же справиться с проблемой самостоятельно. Перебирал варианты. Пробовал успокоительные – не помогали. Вот успокоительное + снотворное приносило свой эффект: я засыпал и переносил полёт спокойно. Другое дело, что мне совершенно не нравилось ощущение после сна – полная апатия, заторможенность, сонливость. А мне ведь работать нужно. В общем, стараюсь привыкнуть.

- Да, в работе переводчика есть и такие сложности… А как вообще становятся футбольными переводчиками?

- В моём случае было так. Я окончил Московский государственный лингвистический университет (он также известен по прежнему названию - Московский государственный педагогический институт иностранных языков имени Мориса Тореза). Специальность – перевод и переводоведение.

Далее учился в Государственном университете управления (специальность – менеджмент в игровых видах спорта). Вскоре переводчик ЦСКА Максим Головлев позвал меня на работу в армейский клуб. Он тогда просто разрывался: в клубе работали тогдашний главный тренер армейцев Зико, его брат, тренер по физподготовке Паулу Пайшау, и это не считая игроков. Одного переводчика явно не хватало. Я принял приглашение, получил отличную футбольно-языковую практику.

Правда, всего через 2 месяца ЦСКА со мной расстался. Моей вины в том не было: просто армейцы уволили Зико, с ним ушли бразильские коллеги. Из футболистов тоже остался один Вагнер Лав. В общем, нужда во втором переводчике отпала.

Учитывая, что ко мне у ЦСКА претензий не было, генеральный директор клуба Роман Бабаев написал мне хорошее рекомендательное письмо, как сказали бы в викторианской  Англии. А ещё через некоторое время в моей жизни появился «Анжи»…

- Здесь пригодилось знание и второго иностранного языка?

- Да, ведь помимо бразильцев в «Анжи» работают англоязычные специалисты - мистер Хиддинк, Тон дю Шатинье, Желько Петрович, Арно Филипс, Чима Онеке, и другие.

 - А известный эпизод на пресс-конференции перед матчем с «Удинезе», когда Григорий Тихонов вдруг взялся переводить испанского журналиста?

- Испанскую речь я освоил уже в «Анжи». По-испански свободно говорит Гус Хиддинк. Также я всегда прислушивался к «портунёл», на котором говорит Роберто Карлос – испанская речь с примесью португальских слов. Это’О, игравший в примере, также владеет испанским.

В общем, слушал, что-то подмечал для себя, лез в словари. И в итоге - да, перевел беседу Гуса Хиддинка с испанским журналистом. Тем более что португальский и испанский как два языка латинского происхождения имеют немало общего.

- По этой логике вы сейчас в Париже свободно говорите по-французски? Как никак ещё один латинский язык?

- На бытовом уровне вполне могу изъясниться. У меня уже тут интересовались, из каких мест Франции я родом. (Улыбается). Для объективности добавлю, что профессионально переводить с французского я всё же не возьмусь. Труд переводчика требует уважения, к нему нельзя подходить с легкомысленных позиций. Кстати, понимать язык и профессионально переводить – это попросту разные вещи.

Для себя понял главное. Учение переводчика вовсе не завершается в вузе. Учиться можно и нужно всю профессиональную жизнь. Тем более что труд переводчика относится к разряду «вымирающих», и нужно постоянно страховать себя.

- В самом деле?

- Конечно. Лично я убеждён, что лет через 10-15 современные технологии полностью вытеснят последовательных переводчиков. Живьём останется лишь высший пилотаж нашей профессии – синхронный перевод.

Или – другой вариант развития событий. Пригласят завтра в «Анжи» какого-нибудь условного Клинсманна – и ни английский, ни португальский, ни испанский мне не помогут. Потребуется специалист со знанием немецкого. Так что нужно постоянно расширять круг своих знаний и навыков.

- Кстати, бразильцы говорят на особом португальском?

- Совершенно верно. Более того, в самой Бразилии есть различные диалекты «бразильского португальского».

- А насколько достоверно суждение, что на английском можно общаться с кем угодно, но тяжелее… с самими англичанами?

- Я даже могу поведать о том небольшом шоке, который со мной случился в Ливерпуле. Я вдруг понял, что мерсисайдцы говорят на каком-то особом языке, который имеет лишь некоторое отношение к литературному английскому. И это не преувеличение: этот язык – скаузи; многие слова на английском имеют совершенно иной смысл на скаузи.

Приноровится можно и к скаузи, но для этого требуется гораздо большая слуховая цепкость и сосредоточенность.

Зная всё это, гораздо легче понять мучения небританских журналистов, которые пытаются говорить с Джоном Терри с его жаргоном рабочих окраин Лондона…

- Григорий, а откуда эти замечательные финты, которые переводчик Тихонов демонстрирует на тренировках? Ещё одна запасная профессия?

- Не стоит преувеличивать: у бразильцев мои финты вызывают скорее улыбку. А футболист я не в будущем, а скорее в прошлом.

Полюбил футбол ещё в далёком 1994 году, когда в финале чемпионата мира в США встретились Бразилия и Италия. Основное и дополнительное время драматичного матча завершились вничью – 0:0, и судьба золотых медалей решалась в серии пенальти. Барези и Роберто Баджо промахнулись – и чемпионами стали бразильцы. К моему страшному расстройству, ибо я переживал за итальянцев.

Впоследствии я поступил в детско-юношескую школу «Спартака» в Сокольниках. Из 600 кандидатов успешно прошли отбор двое – я и ещё один подросток. Это была группа, в которой блистали братья Комбаровы. Тренеры во мне тоже видели перспективы, но пришлось выбирать – футбол или школа. А общеобразовательного обучения в интернате «Спартака» тогда ещё не было, всё происходило в процессе. Ради футбола мне пришлось бы на год вообще остаться без школы, но на такой радикальный шаг я не решился.

 - Не жалеете?

- Ну, на судьбу мне грех жаловаться. Стать участником претворения в жизнь великой мечты Сулеймана Керимова, постоянно работать рядом с Гусом Хиддинком, Роберто Карлосом и другими нашими звёздами – это ведь и есть счастье.

 - Насколько тяжел хлеб переводчика? Кому-то покажется: полтора часа тренировки в день – работа совсем не пыльная…

- Ну уж нет, к переводу во время тренировки наш труд никак не сводится. Позвонить мне могут в любое время суток, в том числе глубокой ночью или под утро. Это множество бытовых ситуаций, где нужен срочный перевод с русского на португальский. Это прилеты родственников бразильских игроков и необходимость их встретить, разместить, всё согласовать. Это разные повседневные моменты. По-русски они не говорят, а москвичи не знают португальского…

В общем, хлеб точно не сладкий… Зато ты можешь быть уверен: бразилец, знающий, что его родственников вовремя встретили, поселили, а затем помогли без проблем добраться на стадион и усадили на комфортных местах – зная всё это, бразильский игрок будет, не отвлекаясь, с удвоенной энергией биться за «Анжи». И мелочей в футболе не бывает.

А ещё я открыл для себя замечательных дагестанских болельщиков. Совершенно прав Андрей Гордеев: это редкий пример готовности болеть именно за своих, а не против соперника.

Вы знаете, сам я из города Железнодорожный Московской области. И с момента моей работы в «Анжи» несколько моих друзей, коренные «железнодорожники», тоже начали болеть за «Анжи». Прямо на стадионе, когда матчи проходят в Москве. Так вот, в первое время они были потрясены, какая враждебная энергия идёт с фан-секторов московских клубов против махачкалинской команды, против Дагестана, Кавказа…

Но ещё больше их изумило то, болельщики «Анжи» ничего подобного не кричат в ответ. Они будут горячо болеть за своих любимцев, будут скандировать «Анжи!», «Дагестан!», «Россия!», но никаких гадостей, никакого хорового мата, никаких нецензурных оскорблений по национальному признаку – ничего подобного и близко нет.

И вот после этого мои земляки ещё крепче стали болеть за дагестанскую команду.